Вязкие кляксы горечи стремительно растекаются по венам, закупоривают кровеносные сосуды и движутся к самому сердцу, ведь его жар - это последнее, что удерживает Лайонела Хадсона над пропастью. Сердце часто стучит и бьётся о клетку из рёбер, будто давая своему обладателю понять, что он всё ещё жив и всё ещё может гореть, пылать и любить.

Но это ненадолго.

Тёмные пятна хаотично множатся внутри, и с каждой минутой всё стремительнее овладевают телом, проступают сквозь тонкий слой кожи, ощущаются на кончиках пальцев, корне языка, в уголках глаз. Он даже не пытается с ними бороться, ведь исход предрешен заранее.

Горечь тянет свои кривые чёрные лапы к горящему огнём сердцу, но оно сопротивляется и каждый раз борется так отчаянно, словно может что-то изменить [глупое, глупое сердце]. Но в итоге и оно погрязнет под слоем чёрных пятен, надсадно ударится о грудь в последний раз и снова погаснет.

Лайонел тоже глупый. Лайонел идиот. Лайонел твердит себе, что все хорошо, подыгрывает и ухмыляется в ответ на очередной удар под дых.

- Все в порядке.
- Да, я понимаю.
- Нет, никаких проблем.

Сухо, пусто и безжизненно. Словно ему действительно всё равно. Словно в этот момент всё внутри него не умирает от бешеной смеси из тоски, обиды, ревности и желания быть с тем, кому он совершенно не нужен.

Но это только тогда, когда их разделяет расстояние. Когда не нужно сдерживать истинные эмоции. Когда Эллиот его не видит.

Громкие крики, поломанные вещи, порванные ткани, разбитые лица – вымещение агрессии на окружающих, как самый верный способ справиться с негативными чувствами. Ещё один способ – направить агрессию на себя: в ход идут пощечины, вырванные клоки волос и разбитые о твёрдую стену в кровь костяшки пальцев. Боль отрезвляет. Гасит всю ту ярость и ненависть, что клубятся внутри в ответ на очередную выходку Эллиота, которая выбивает почву из-под ног.

Когда Эллиот рядом, все становится намного сложнее, ведь первое, что хочется сделать после боли эмоциональной – это причинить раздражителю боль физическую, и Лайонел отчаянно боится своих желаний. Кусает губы, язык и щёку до крови, впивается ногтями в ладони - так чтоб остались борозды, дышит медленно и глубоко, с трудом балансируя на грани. Когда уж совсем туго - направляет агрессию на что угодно, кроме него. Всё те же самые сломанные вещи и разбитые носы. К счастью, чужие.

Беккер ведёт себя с ним как откровенный мудак. Будь на его месте любой другой парень - Лайонел бы уже давным-давно поломал ему не только ебало, но и несколько рёбер. Да только это не «любой другой парень». Это Эллиот. И причинить ему боль – смерти подобно.

Лайонел готов простить ему любую хуйню. Абсолютно. Иногда ему кажется, что Беккер специально издевается над ним, чтобы проверить насколько он терпила, но как бы ему не было больно и обидно, как бы долго он не собирал себя в кучу после очередного предательства и ножа в спину, он все равно возвращается обратно. Каждый блядский раз. Лайонелу страшно, потому что это становится похоже на зависимость, а их у него и без того достаточно.

Но это о нём. Не об Эллиоте, которому будто даже особого повода не нужно, чтобы оборвать их связь раз и навсегда. Это Лайонел нуждается в нём, а не наоборот. И если Хадсон однажды не выдержит и всё-таки ответит ему так, как умеет, Эллиот его никогда не простит.

Лайонел себя тоже.

Они примерно равны по силам, но ярость, что застилает глаза кровавой пеленой, делает его намного сильнее. Там, где Эллиот остановится, понимая, что хватит - Лайонел продолжит бить, потому что взрывной коктейль из злости и агрессии, получив контроль над его телом, просто так не отступит.

Лайонел закуривает и прикрывает глаза, расслабляясь. Звёздочки пляшут под веками, но постепенно гаснут, уступая место тёмному небу без единого источника света. Оно хмурое, пасмурное, чёрное, не сулит тёплых беззаботных деньков - вместо них только абсолютная тьма, горчащая на языке.

Ему было хорошо. Нет, не так. Ему было охуенно. Но это всё не по-настоящему. Притворство, выдумка, спекталь, сценарий которого давно разучен и с завидной периодичностью отыгрывается по ролям. Сначала он возносит его на вершину, чтобы затем низвергнуть в бездну. А потом всё заново.

За «охуенно» всегда следует мощнейший откат. Короткая, но яркая вспышка озаряет жизнь, дарит свет, надежду и моменты счастья, но Эллиот тут же гасит её, впивается в едва живое сердце, вырывая из него ткани и мышцы, оставляя после себя отчаянно пульсирующий ошмёток, из последних сил хватающийся за жизнь. Каждый раз Лайонел думает, стоило ли оно того. Готов ли он страдать, жрать себя поедом, убиваться алкоголем и наркотой только ради того, чтобы совсем немного побыть счастливым?

Да. Готов.
Потому что Лайонел глупый. Потому что Лайонел идиот.

На запястье ложится чужая рука, и он задирает голову вверх. Эллиот делает затяжку, смотрит сверху-вниз и что-то в его взгляде заставляет сердце, почти погаснувшее под слоем вязкой горечи, начать бороться вновь. Лайонел тушит сигарету, когда чужие руки тянут его обратно на диван, мягко бродят по лицу и телу, заставляют запрокинуть голову назад. Каждое касание отзывается приятным трепетом. В чужих глазах больше нет грозовых туч, и не осталось осадков – там только солнечные лучи, в которых он купается, щурясь как довольный кот. Эллиот наклоняется вперед, мягко накрывает его губы своими и дарит мягкий чувственный поцелуй, совсем не похожий на предыдущие.

И дело не в положении тел – здесь что-то совсем другое, но он не задумывается над этим дольше, чем на секунду. Гонит любые предательские мысли прочь.

А какой смысл? Они просто друзья. Они просто трахаются. И иногда [редко] целуются. Это совершенно ничего не значит. Лайонел силой приучает себя не искать в поступках Беккера знаки, не читать сообщения между строк и не додумывать лишнего. От столкновения фантазий с реальностью всегда так больно, что хочется выть.

Рука Эллиота ложится на тонкую ткань домашних брюк, распаляет желание, заставляет рвано, но сдержано выдыхать в чужой рот. Поцелуй всё такой же мягкий и трепетный, Эллиот все такой же расслабленный и медленный, так что Лайонела с непривычки слегка мажет – ноги ватные, движения рассеянные, мысли путанные. Чужая ладонь вокруг члена, неторопливо скользящая снизу-вверх, провоцирует новые стоны, которые с каждой секундой становятся всё громче, а потребность в мягких губах, накрывающих его рот, всё отчетливее.

Эллиот не даёт ему кончить. Вместо этого он уходит в спальню и манит Лайонела за собой.

Серьёзно?

Обычно в этой квартире они трахаются где угодно, но не там. Хадсон никогда не спрашивает почему, ведь и сам всё прекрасно понимает. Спальня – это что-то слишком личное. Там обычно спят с теми, кого любят, а не с такими, как он. Но иногда Эллиот то ли от скуки, то ли разнообразия ради, то ли будучи изрядно выпившим, зовёт его туда и поначалу Лайонел думает, что это что-то значит, но быстро понимает, что нет. Так что, какая разница, где ебаться – на диване или на кровати, если это просто секс без чувств и обязательств?

Громко выдыхает через нос, встаёт и идёт следом. В комнате темно, но у него внутри темнее. Эллиот необычайно чуток – ладони и пальцы бродят по коже, губы касаются лица и шеи, в глазах плещутся тихие волны нежности. Такое бывает. Иногда. Крайне редко. Почти никогда. Наверное, развезло от выпитого.

А вдруг нет? Вдруг он и правда что-то… Не смей. Не смей, блять. Просто заткнись.

Лайонел злится на себя. Снова глупые мысли и пустые надежды. Он уже проходил через это сотню раз. Хочется вмазать себе по щеке со всей силы, чтобы выбить дурь из головы.

Вопрос неожиданный, он застает врасплох.

На первый взгляд всё просто - он несчастлив. Лайонел ненавидит себя, ненавидит Эллиота, ненавидит то, что тот с ним делает. Растворяется в деструкции, чтобы унять душевную боль, чтобы перестать думать о нём, чтобы перестать надеяться и любить, да только всё тщетно и это медленно убивает изнутри. Дорога ведёт только в один конец. И рано или поздно он просто не справится.

Однако сейчас, когда Эллиот рядом, когда он ощущает его мягкую кожу своими ладонями, когда его запах забивается в ноздри, когда его пронзительно-голубые глаза смотрят прямо в душу, а их мягкие губы соприкасаются, Лайонел понимает, что он не прав. Одновременно с этим его сердце загорается так ярко, что выжигает всю ту горечь, что почти сумела овладеть им, но не успела. Кляксы обращаются в ничто с громким визгом, пока тело изнутри окутывает тёплым светом чужих глаз, в котором он и сам растворяется следом за ними.

- Наверное, - чуть слышно. Почти не врёт. Разве только самому себе.
Потому что Лайонел глупый. Потому что Лайонел идиот.

Эллиот покрывает его лицо и тело десятками поцелуев, шепчет нежности, касается ласково, ведёт ладонями по коже, оставляя за собой вереницу мурашек. Затянувшаяся прелюдия Лайонелу с одной стороны нравится, а с другой - кажется наваждением, потому что перед ним сейчас будто не Беккер, а кто-то другой. Похожий на него, как две капли воды, но совсем иной.

В груди расцветает робкий цветок надежды, который Хадсон тут же безжалостно вырывает. Быстрее, чтобы корни не разрослись по всей душе и не дали проклятые ростки. Он выкорчевывал их слишком долго, но они всё ещё расцветают то тут, то там, и он едва успевает их уничтожать.

Эллиот сверху, прижимается грудью к его спине, вдавливает своим телом в матрас. Секс непривычно размеренный и плавный, так что Лайонел по привычке просит «быстрее», «глужбе» и «жестче», но Беккер к нему не прислушивается. Держит мягкий, неторопливый темп, растягивает удовольствие. Поцелуи в шею, горячее дыхание на затылке, нежные пальцы, на запястьях – всё не так, как обычно. Волнующе. Странно. Но от того ощущения только ярче. Спустя несколько минут все, впрочем, возвращается на круги своя – окончание глубокое и резкое, стоны громкие, оргазм яркий и почти одновременный.

Он ложится рядом, сбивчиво дышит. Лайонел переворачивается на бок и любуется чужим профилем, жадно поедает взглядом каждый миллиметр родного лица. Эллиот такой красивый, что сердце замирает всякий раз, когда он так близко. Хочется протянуть руку и дотронуться до него уже который раз за сегодняшнюю ночь. Но если до этого он себя останавливал, то сейчас не собирается сдерживать порыв.

Эллиот поворачивает к нему голову и сердце тут же ёкает. Лайонел протягивает руку, накрывает ладонью чужую щеку и гладит её большим пальцем буквально несколько секунд. Слегка привстает, тянется и трепетно прижимается к мягким губам своими. Поцелуй невинный, Лайонел вкладывает в него свои глупые, дурацкие чувства, тепло, надежду, любовь. Блять, как же он ненавидит это слово.

- Спокойной ночи.

*                 *                 *
Лайонел просыпается рано. Сам, без будильника. Первые пару мгновений даже не понимает, где находится, но поворачивает голову и видит перед собой лицо Эллиота, мирно спящего на боку совсем рядом с ним.

Значит не сон.

Лежит так несколько минут, приходит в себя после пробуждения, попутно собирая россыпь из воспоминаний в одну кучу. Периодически поворачивает голову вбок, чтобы вновь полюбоваться лицом мирно спящего Беккера, борется с желанием прикоснуться к нему кончиками пальцев, пригладить торчащую прядку или поправить одеяло.

Нет, не стоит.

Лайонел аккуратно поднимается с кровати и тихо выходит из комнаты, по пути собирая с пола разбросанные вещи, чтобы потом сложить их в корзину для грязного белья. Быстро чистит зубы своей щеткой, хранящейся на верхней полочке шкафчика в ванной, быстро умывается, принимает быстрый душ, также быстро избавляется от утреннего стояка и выходит оттуда в одном полотенце, обмотанном вокруг бёдер.

В гостиной бардак: на полу посуда, пустая бутылка, разбросанные закуски и упаковки от них, но первым делом он ищет и находит свой мобильный телефон. Пытается включить его, но зарядки катастрофически мало, так что Лайонел подключает гаджет к розетке и приступает к быстрой уборке. Он планирует уйти до того, как проснётся Эллиот, но чувствует себя обязанным хотя бы немного помочь ему избавиться от беспорядка. Двигает столик на место, собирает мусор в пакеты, открывает окно, чтобы проветрить помещение. Пока телефон заряжается, Лайонел заваривает кофе. В процессе на периферии сознания проклевывается какая-то мысль. Будто какое-то важное дело, обязанность или просто просьба, о которых он позабыл. Думает, думает, но никак не может вспомнить.

Телефон подзарядился, так что он возвращается на кухню. Сразу же после включения на него обрушивается лавина из пропущенных звонков и сообщений от Оливии, Джессики и Барта [какого хуя? он же взял отпуск ради занятий альпинизмом со своей новой девушкой], из которых он делает один-единственный вывод.

- Пизде-е-е-ец.

Негромкий протяжный стон в пространство. Лайонел совершенно позабыл о том, что у него сегодня рабочий день. И сестра вместе с ребятами, которых вызвали на смену из-за его проёба, спешат ему об этом напомнить.

Сука. Оливия будет ворчать из-за этого ещё месяц, а он уже и так заебался выслушивать её нравоучения.

Ладно, ничего страшного не случилось. Сейчас он соберется и уйдет, Эллиот даже не успеет проснуться….
… да, блять.

- Доброе утро, - Лайонел улыбается так, как будто две секунды назад не раздумывал о том, как съебаться незамеченным, - Будешь кофе? Я сейчас уйду, - он встаёт из-за стола, поправляя слегка сползшее полотенце, - Только оденусь.